Это был не резкий рывок, как раньше. Это была глубокая, тягучая судорога, что шла словно изнутри, из самого центра её существа. С её уст не сорвался крик. Только тихий, долгий стон, словно звук лопающей струны виолончели.
Её мышцы сократились, сжимая электроды внутри.
– О-о-о… – Мавка заинтересованно наклонилась. – Интересно. Очень интересно. Сжатие мышц улучшает контакт. Реакция сильнее. Это… это меняет всё!
И она снова начала играться.
Только теперь её игра стала ещё изощрённее, ещё более садистской.
Она создавала долгие, тягучие импульсы, которые заставляли всё тело Троянды дрожать в непрерывной, глубокой агонии.
Это уже не было похоже на удары. Это было похоже на то, что внутрь неё запустили стаю электрических червей, которые медленно пожирали её изнутри.
На лице Мавки появилась улыбка чистого, научного восторга.
Она открыла для себя новое поле для исследований.
А Троянда… Троянда уже даже не плакала. Она просто лежала, широко распахнув глаза, в которых застыла пустота.
Казалось, её разум просто выключился, оставив своё тело на растерзание этой страшной, электрической агонии.
И я подумала, что, возможно, это и было её единственным спасением.
Прошло время. Возможно, минуты. Возможно, вечность.
Мавка, наконец, кажется, удовлетворила своё первичное научное любопытство. Она прекратила свою электрическую симфонию. Вытащила электроды.
Тишина, что воцарилась, была оглушительной. Троянда лежала на полу, раскинув руки и ноги, как мёртвая морская звезда. Её дыхание было едва слышным. Я подумала, что она, наверное, потеряла сознание. Или, может, даже умерла от болевого шока.
Но нет.
Троянда была неистребима. В своём безумии она была непобедима.
Через несколько минут она пошевелилась. Медленно, как человек, выздоравливающий после тяжёлой болезни, она села. Закуталась в свою шубу. Её лицо было бледным, губы дрожали. Но потом…
Потом она подняла на нас глаза. И, блядь, улыбнулась.
Криво. Жалобно. Но это была улыбка.
– Ого! – прохрипела она. – А это… это было… интенсивно! Знаете, мои родители всегда говорили, что надо пробовать в жизни всё! Кажется, я сегодня закрыла сразу несколько пунктов из этого списка!
Она попыталась засмеяться, но получился какой-то булькающий, хриплый звук.
– Я так понимаю, сеанс физиотерапии на сегодня закончен? Потому что если нет, то можем составить график. Например, по вторникам и четвергам! Чтобы мышцы не теряли тонус! Ха-ха!
Я смотрела на неё, и у меня не было слов. Она не просто сломалась. Её психика превратилась в чёрную дыру, которая поглощала боль, ужас, унижение и перерабатывала их в… шутки. В ебаный стендап-выступление для своих мучителей. Это был её способ не умереть. Её суперсила. Её проклятие.
Мавка слушала это с абсолютно невозмутимым лицом. Она вытирала электроды шокера тряпкой с таким видом, будто это самая важная задача в мире. Потом она подняла глаза на Троянду.
И улыбнулась в ответ.
Её улыбка была тёплой. Почти доброй. И от этого стало в миллион раз страшнее.
– График, говоришь? – мягко переспросила она. – Это отличная идея, Троянда. Это очень… организованно. Я люблю порядок.
Она медленно встала.
– И знаешь, я подумала… Мы как-то несправедливо обошли вниманием одну… важную часть твоего тела.
– Вход хороший, но выход – это же тоже интересно, правда? Разная чувствительность, другие мышцы, совсем другая реакция… Это же целое новое поле для исследований!
Троянда перестала улыбаться. Её глаза начали медленно расширяться от ужаса. Она поняла.
– Н-нет… п-пожалуйста… – прошептала она, и весь её юмор, вся её бравада рассыпались в пепел.
Мавка подошла к ней, улыбаясь. Ласково, как мать, что собирается дать ребёнку новую игрушку.
– Не бойся, глупенькая. Просто перевернись на живот, – промурлыкала она.
Не дожидаясь ответа, она лёгким толчком ноги перевернула Троянду.
А потом, улыбаясь, всё так же ласково, она раздвинула её ягодицы…
…и ввела электроды ей в жопу.
– Вот видишь? – прошептала она Троянде на ухо, когда та забилась в немом, новом, неизведанном ужасе. – Пространство для исследований – безгранично. Я так рада, что ты с нами. Нам будет очень весело.
И снова всё повторилось.
Но на этот раз звук был другим.
Это уже не были высокие, пронзительные крики. Боль, что шла из глубин её тела, из самых её недр, вырывалась наружу низким, нутряным, животным рёвом. Это был крик не от острого укола, а от глубокого, непрерывного, разрывающего боли. Её тело выгибала дуга, её пальцы беспомощно царапали землю, а ноги дёргались в диком, неконтролируемом ритме.
Троянда дёргалась. Троянда кричала.
А Мавка…
Мавка сидела рядом с ней, осторожно вращая ручку, и улыбалась.
Это была спокойная, удовлетворённая, медитативная улыбка.
Улыбка художника, что закончил свой шедевр.
Улыбка композитора, что нашёл идеальную, финальную ноту для своей симфонии боли.
В её глазах не было безумного огня экспериментатора. Теперь там царил глубокий, тихий, полный покой.
Гармония.
Она нашла её.
Нашла свою идеальную игрушку.
Свою идеальную лабораторию.
Своё идеальное хобби.
И я, сидя в своём тёмном углу, окружённая черепами и хламом из другого мира, вдруг поняла одну страшную вещь.
Я больше не была частью этого.
Я была лишь зрителем.
Шоу было не для меня.
Пари закончилось.
Теперь у Мавки была Троянда.
И глядя на удовлетворённое лицо этой безумной богини и на тело, что извивалось от мучений у её ног, я почувствовала что-то омерзительное и непонятное.
Облегчение?
Зависть?
Я не знала.
Я знала только одно.
В этом странном, страшном лесу, в землянке безумной нимфы…
…я наконец нашла место, где моё собственное безумие казалось почти нормальным.
И этот факт пугал меня больше, чем любая пытка.
Дни.
Они потекли, как густой, мутный сироп. Похожие друг на друга, словно братья-близнецы, зачатые в аду. Наша странная, извращённая рутина укоренилась в моей жизни, как упрямый сорняк.
Утро начиналось не с кофе, а с запаха озона.
Мавка, со свежим, научным интересом, продолжала свои "игры" с Трояндой. Это уже не было наказанием. Это превратилось в ежедневную процедуру, как чистка зубов или зарядка. Они даже разработали какую-то систему. "Сегодня попробуем импульсный ток на левый сосок", – говорила Мавка, а Троянда послушно ложилась, иногда даже давая советы: "Знаете, а вчера на ягодицах было как-то эффективнее! Лучший тонус!".
А я... я перестала реагировать. Это стало фоновым шумом. Как соседи, что громко трахаются за стеной. Сначала раздражает, потом привыкаешь. Я просто сидела, потягивала свой травяной чай и ждала, пока закончится "сеанс физиотерапии".
Всё остальное время Мавка что-то мастерила.
Она таскала в свою землянку кучи металлолома, странные канистры, котлы, трубы. Стук, скрежет и тихая ругань были саундтреком наших дней. Я видела, как из всего этого хлама рождалось что-то огромное и уродливое. Похожее на ракету. Безумную, паро-панковскую ракету, сделанную из дубовых досок, черепа великана и медных тазов. Она наполняла канистры какой-то густой, вонючей жидкостью, которую варила ночами из грибов, смолы и, кажется, слёз Троянды.
Я была её безмолвным, бесполезным ассистентом. Подавай тот ключ. Подержи эту хуйню. Не трогай, а то ебанёт. Я стала частью мебели. Функциональной, но бездушной.
И вот однажды.
Мавка закончила.
Она отступила на несколько шагов, вытерла мазут с лица и с гордостью посмотрела на своё творение – на огромную, неуклюжую бочку смерти, что подпирала потолок нашей землянки.
Она обернулась к нам.
Троянда как раз заканчивала полировать очередной череп. Я допивала свой суп из кореньев.
На лице Мавки была та же улыбка, с которой она обычно бралась за шокер. Улыбка больших начинаний.
– Ну что, кролик и Троянда, – сказала она так буднично, будто предлагала сходить за грибами. – Предлагаю спалить столицу и полететь в космос искать Мару. Ей там, наверное, одиноко.
Пауза.
Спалить столицу.
Столицу, блядь.
Не село. Не хутор. Целый, сука, город!
А потом… полететь на этой летающей гробине искать её болотную подружку-космонавта.
Мой мозг даже не попытался охуеть. Он устал. Он просто принял эту информацию, как сводку погоды. "Сегодня возможны кислотные дожди, геноцид и межпланетное путешествие". Окей.
Первой очнулась Троянда. В её глазах вспыхнул тот самый деловой, оптимистичный огонёк.
– О! Столица! Это отличная идея, пани Мавка! Надо всё спланировать! Я могу собрать провизию! А спаливать мы будем с огнемётов, или вы придумали что-то новое? И скажите, в космосе холодно? Мне стоит взять тёплую шубу?
А я… я посмотрела на ракету. Потом на Мавку. Потом на Троянду, что уже мысленно составляла список дел для апокалипсиса.
И я поняла, что у меня нет никаких возражений.
Спалить дотла центр местной цивилизации?
Отправиться в один конец в неизвестность на паровом двигателе?
Почему, собственно, нет?
Это звучало, как план. По крайней мере, лучше, чем гнить в этой землянке, наблюдая за ежедневными пытками.
Это, как минимум, было что-то новое.
– Хорошо, – сказала я, ставя пустую миску-череп на стол. – Но после обеда.
