Мы идём искать ванну. То есть, "мы". Это я с энтузиазмом идиотки, поверившей в акцию "выиграй миллион", тяну за собой спокойную, как дверь, Ариандру, периодически выкрикивая что-то вроде: "О! Кажется, я слышу звук воды!" или "Да, да, я чувствую запах кафеля!". Хотя вокруг – всё та же грёбаная тишина и запах нихуя.
Я уже была готова сдаться, сесть на пол и заплакать, предлагая ей вместо перламутрового мыла засунуть в меня мои собственные слёзы отчаяния. Но тут Ариандра остановилась. Резко. Я чуть не врезалась в неё.
— Стой, — скомандовала она.
"Что? Мы пришли? Это здесь? Где ванна?! Где мыло?!? Где искры?!?!?!" — с надеждой подумала я.
— Подожди.
Я слышу шелест ткани. Она что-то ищет. В своём платье. Блядь, у неё в платье есть карманы?!!? Какая женщина носит платья с карманами?! Это... это гениально! Это гораздо круче анального фистинга! Я стою и слушаю, как она шарит, а потом слышу знакомый... слегка громкий шёпот. Это звук ниток. Маленького, сука, клубочка ниток! Она достала из кармана чёртов клубок Ариадны!
— Я... — она немного стесняется. — Я всегда ношу с собой. На случай... ну... таких лабиринтов.
НА СЛУЧАЙ ТАКИХ ЛАБИРИНТОВ?! То есть, она была готова к тому, что её квартира может превратиться в бесконечный коридор без света?!?!?! Она — не просто слепая девочка с фетишами. Она — подготовленный, блять, боец! Ветеран войны с пространством и временем!
Я слышу, как она садится на корточки, что-то делает у пола. Слышу глухой звук — «тук».
— Я привязала к твоему туфлю, — спокойно объясняет она, поднимаясь. — К каблуку. Теперь… если мы пойдём… мы хотя бы будем знать, что идём по прямой. А если захотим, сможем вернуться назад. Ну, если ниток хватит.
Это было так логично, так просто и так гениально на фоне всего того пиздеца, что происходил, что я на миг потеряла дар речи. Мои методы исследования с анальным мылом и кирпичом выглядели на её фоне как детский лепет. Она — настоящий Минотавр. Она — повелительница этого лабиринта!
— Пойдём, — сказала она, снова беря меня за руку.
И мы пошли. На этот раз походка была другой. Более уверенной. Ведь мы оставляли за собой след! Физический, материальный, а не просто шлейф из разговоров о извращениях! Мы шли, и я чувствовала лёгкое сопротивление, слабое натяжение на моей ноге. Нитка тянулась за нами. И это было невероятное ощущение.
Мы шли. Пять минут. Десять. Двадцать. Полчаса. Я уже привыкла к этому медитативному состоянию, я плыла по течению её руки, ведомая тоненькой ниточкой надежды. Это так просто! Мы идём, нитка тянется. Потом дойдём до ванной, устроим перламутровое шоу, а потом спокойно, по ниточке, вернёмся назад, найдём выход, выпьем вина… Жизнь налаживается!
И вдруг… «ЧПОК».
Такой тихий, жалкий звук. Сопротивление на моей ноге исчезло. Натяжение пропало. Я замерла. Она замерла.
— Что? — прошептала я.
Тишина. Абсолютная, как и прежде. Темнота. Неумолимая, как налоговая инспекция.
— Кажется… — промолвила Ариандра своим тихим, спокойным голосом. — нитки… закончились.
Нитка. Закончилась. Мы посреди чёрной нихуйни. Без ориентиров. С мотком ниток в кармане Ариадны, который теперь привязан неизвестно к чему… и второй конец которого теперь болтается где-то у моей ноги, потерянный навсегда. Мы даже не знаем, в какую сторону теперь возвращаться!
Я смотрю в темноту перед собой, потом оборачиваюсь, вглядываясь в темноту позади. Никакой разницы. Абсолютно. Нитка кончилась, а вокруг — нихуя, как и было. Только теперь мы знаем, что от начальной точки нас отделяет расстояние, равное одному маленькому, бляха-муха, моточку ниток. Я начинаю истерично, беззвучно смеяться. Потому что это было самое смешное и самое тупое фиаско за всю мою никчёмную карьеру анальной пророчицы. Мы проиграли этому лабиринту. И он даже не напрягся.
Смех застрял у меня в горле и превратился в тихий, жалобный хрип. Нитка кончилась. Наша единственная надежда на возвращение к здравому смыслу — тоненькая, как паутинка, ниточка — оборвалась, оставив нас посреди нигде. Я готова была просто лечь на этот бесконечный пол и умереть от абсурдности бытия. Лечь и ждать, пока меня не сожрёт местный Минотавр. Или астральный кот. Или пока у меня самой из жопы не полезет перламутровое сияние от пережитого стресса.
Но Ариандра… Она, кажется, даже не расстроилась. Я чувствовала её спокойное дыхание рядом. Неудача с ниткой её абсолютно не смутила. Словно это был просто один из вариантов, который не сработал. Ну, подумаешь, не вышло. Надо пробовать другое. Её стойкость одновременно восхищала и пугала до усрачки.
— Знаешь, Маричка… — вдруг снова начала она тем самым мечтательным, задушевным голосом, которым рассказывают сказки на ночь. — Я сейчас вспомнила… ты ещё писала мне про клизмы.
Я ПОДАВИЛАСЬ ВОЗДУХОМ! В этом чёрном, немом пространстве, где кончилась последняя нитка, связывавшая нас с реальностью, эта девочка вспомнила про КЛИЗМЫ?!?!?! Курва, эта Маричка что, составляла энциклопедию «Все виды извращений от А до Я» и посылала ей по одной странице ежедневно?!?!?!
— Ох, клизмы… — выдавливаю я из себя, стараясь не звучать, как человек, который хочет умереть здесь и сейчас. — Да, это… это классика. Основа основ.
— Я тоже пробовала, — призналась она так буднично, словно рассказывала, что пробовала новый сорт кофе. — С ромашкой. Но это было… как-то скучно. Как чай пить, только не туда. А вот ты писала… Ты писала, что любишь большие. На три литра.
ТРИ ЛИТРА?!?!? ЭТО ВЕДРО, БЛЯТЬ!!!! Туда же целую армию можно поселить!!!! Три литра — это когда тебя готовят к операции на кишечнике, а не для романтического вечера!!!! Эта Маричка была не просто больной, она была потенциальной пациенткой реанимации!!!
— …И чтобы обязательно длинный, тонкий, резиновый наконечник, — продолжала она мечтать. — Ты говорила, он достаёт до самых… глубин души. И когда вода входит в тебя, медленно… струёй… ты чувствуешь, как… как тебя смывает. Словно волна. Я сейчас… я так хорошо это представила… Знаешь, мне так хочется сейчас найти нашу кухню… взять большую кастрюлю… шланг от душа… и сделать тебе такую клизму. Прямо здесь. Как ты любишь. Чтобы тебя смыло… и, может, нас куда-то вынесет. Нашим потоком.
Я стою. И молчу. И слушаю. Я слушаю эту фантастическую поэму про трёхлитровую клизму и понимаю, что мне уже нихуя не смешно. Мне страшно. И не потому, что она хочет залить в меня три литра воды. А потому, что её голос звучит так… убедительно. Она верит. Она верит, что эта процедура может стать нашим спасением. Что наш общий, блять, понос вынесет нас из этого лабиринта, как Иисуса по воде.
— Да… — шепчу я, и мои губы едва шевелятся. — Это… это лучшая идея за весь вечер, киска.
Я чувствую, как моё тело покрывается холодным потом. Но голос мой звучит вдохновенно, как у человека, нашедшего истину.
— Ощущение… невероятное, — продолжаю я, уже не останавливаясь. — Сначала — прохлада. Она разливается по тебе изнутри, как горная река. Ты чувствуешь каждую складочку, каждую пещеру в себе. Ты становишься… картой. Географической картой собственного тела. А потом, когда ты уже полна до краёв… ты чувствуешь лёгкость. Невесомость! Ты — огромный, наполненный чистой водой, воздушный шар, готовый взлететь. Это… это выход за пределы. Полное обновление…
Я замолкаю, исчерпав остатки фантазии. Она удовлетворённо вздыхает.
— Смыть всё. Да… Нам надо это сделать.
И я, блять, понимаю, что если мы сейчас чудом наткнёмся на кухню, я не смогу отказаться. Я буду стоять раком в темноте бесконечности, пока эта слепая пророчица будет заливать в меня ведро воды из шланга от душа, в надежде, что нас выбросит куда-то на берег реальности. Господи, во что я вляпалась? И главное — сколько ещё неоткрытых талантов было у этой чёртовой Марички? Это вопрос пугал меня больше, чем перспектива утонуть изнутри.
Пауза после нашего вдохновенного обсуждения преимуществ экстремальной гидроколонотерапии затянулась. И тишина, которая и до этого была, как вата в ушах, вдруг стала… другой. Она стала тяжёлой. Оглушающей. В ней не было ни надежды на звук воды, ни шелеста перламутрового мыла. В ней не было нихуя. Вообще.
Я почувствовала, как её рука, которая всё это время крепко держала мою, слегка дрогнула. Словно она только сейчас, после всех этих фантазий о мыле, кирпиче и клизмах, обратила внимание на то, что происходит СНАРУЖИ, а не внутри моей воображаемой жопы.
— Маричка… — её голос был на удивление тихим, почти неуверенным. Впервые за весь вечер я услышала в нём не любопытство или похотливость, а… страх. Настоящий, человеческий страх. — А… такая тишина… и никого… совсем. Что, если…
Она замолчала. Я ждала, что она договорит. Может, что-то вроде «что, если мы никогда не найдём ванную?» или «что, если у меня нет такой большой кастрюли?». Но то, что она сказала дальше, заставило даже мои циничные, закалённые в боях с анимешниками, внутренности сжаться в ледяной кулак.
— …Что, если это конец света?
«КОНЕЦ СВЕТА?!»
— Не просто… электричества нет, — продолжала она, и её шёпот дрожал. — А вообще. Всё. Что, если та ракета руснявая… она была не простой? Что, если она… что-то активировала? И всё исчезло. Все люди. Все города. Все страны. Просто… выключилось. И остались только мы. Ты… и я. Вдвоём. В этой пустоте. Последние люди во Вселенной.
