— Ооооо… звёзды….. я… я вижу их… я вижу… ооооххх…. так… исследуй меня… исследуй… глубже….
Её стоны наполняют эту чёрную пустоту. И знаете что? Это было… неплохо. Намного лучше, чем когда пихали в меня. Стоять на раздаче оказалось приятнее, чем на приёме. Возможно… возможно, я всё-таки рождена для того, чтобы быть верховной жрицей. Надо только купить себе карту человеческого тела. Чтобы больше не путать галактики.
Мои пальцы внутри неё, как два слепых котёнка в чёрном бархатном мешочке. Они тыкаются в тёплые, пружные стенки, пытаясь нащупать хоть какие-то ориентиры в этом живом лабиринте. Он действительно узкий. Такой… нетронутый, словно в него никогда не входило ничего большего, чем указательный палец проктолога во время медосмотра. Это одновременно и возбуждает, и заставляет чувствовать какую-то, блять, ответственность! Я же, в её глазах, Колумб, открывающий новые земли!
Я начинаю воображать себе это всё. Как выглядит её портал? Он розовый? Или красный? Или, может, учитывая её любовь ко всему мистическому, он фиолетовый с золотыми прожилками, как аметист? Мои пальцы медленно кружат, пытаясь передать мне хоть какую-то информацию, а её стоны становятся гуще, глубже, заполняя собой всю чёрную дыру. Она двигается в такт моим движениям, насаживаясь на мои пальцы, и я понимаю, что мне… мне это, курва, нравится! Я чувствую себя, как, блять, дирижёр, управляющий целым оркестром стонов и сокращений мышц!
И тут, на самом пике её экстаза, когда она уже дышит, как загнанная лошадь, её голос вдруг становится тихим, заговорщическим, полным новой порции похотливой ностальгии.
— Ооо… Маричка… — шепчет она, и её горячее дыхание щекочет мою руку. — Я… я сейчас вспомнила… помнишь… твою самую любимую фантазию?
« САМУЮ ЛЮБИМУЮ, БЛЯТЬ?!?!?» — мой мозг в панике начинает перебирать варианты. «ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ КРУЧЕ МЫЛЬНОЙ ОПЕРЫ В ЖОПЕ?! ЧТО?! КОЛЛЕКТИВНОЕ САМОСЖИГАНИЕ С ПОМОЩЬЮ КЛИЗМЫ С БЕНЗИНОМ?!?!»
— Ту… про Лесю Украинку…
«ПРО КОГО, БЛЯТЬ?!?!» Я на миг замираю, и мои пальцы перестают двигаться. Из темноты доносится разочарованное «мммм?». Я быстро возобновляю движение, не давая ей заподозрить моё полное, тотальное, абсолютное непонимание.
— …где она… наша доминатрикс, — продолжает Ариандра мечтательно. — В чёрном кожаном корсете, с хлыстом… и со страпоном. Таким большим, чёрным. И она имеет нас обеих. Сначала меня, потом тебя. А потом вместе. И хлещет хлыстом по сраке, и читает… читает «Contra spem spero!». Прямо во время… «Я на убогом грустном перелоге буду сеять цветные цветы, буду сеять цветы на морозе, буду лить на них слёзы горькие…». Оооххх… Ты такая… такая выдумщица, Маричка… так поэтично…
Я СТОЮ РАКОМ НАД ЕЁ СРАКОЙ, С ДВУМЯ ПАЛЬЦАМИ В ЕЁ ЖОПЕ, В АБСОЛЮТНОЙ ТЕМНОТЕ ПОСРЕДИ НЕВЕДОМОЙ ХУЙНИ, А ОНА МНЕ, БЛЯТЬ, РАССКАЗЫВАЕТ ПРО БДСМ-ВЕЧЕРИНКУ С ЛЕСЕЙ УКРАИНКОЙ СО СТРАПОНОМ!!!!!!! ЭТА МАРИЧКА, СУКА, НЕ ПРОСТО ИЗВРАЩЕНКА!!!! ОНА — НАЦИОНАЛЬНАЯ ГЕРОИНЯ!!! Она превратила классика украинской литературы в икону БДСМ! Это же, блять, уровень! Это так охуенно, что у меня даже в жопе начало чесаться от восторга и уважения!!!!
Из моего горла вырывается хриплый, взволнованный смешок.
— Как… как я могу это забыть, киска? — шепчу я, и мои пальцы начинают двигаться быстрее, агрессивнее, пытаясь имитировать ритм стиха. — Это… это же основа моей философии! Без надежды… надеяться! Вводить в себя… и верить, что там, на морозе… расцветут… цветные цветы… ААААААХХХ!!!!
Я чувствую, как всё её тело напряглось, как струна. Она издаёт долгий, пронзительный, почти болезненный крик, который эхом прокатывается по нашему чёрному космосу. И внутри неё… мои пальцы чувствуют быструю, горячую пульсацию. Сильную. Кажется… я всё-таки нашла её искры. Или, по крайней мере, спровоцировала короткое замыкание. Леся Украинка, курва, знала, что делала. Как и эта непревзойдённая, гениальная сука Маричка. И я, её жалкая, но очень талантливая тень.
Её крик, острый, как лезвие, разрезает тишину, и моя рука с пальцами внутри чувствует, как её портал, её чёрная дыра, её маленькая, но такая чувствительная, бляха-муха, галактика начинает дрожать, как во время землетрясения. Она вибрирует, пульсирует, сжимается вокруг моих пальцев так сильно, что я почти слышу «хрум-хрум». Это было… мощно. Очень, блять, мощно. Я, кажется, случайно нажала на кнопку «самоуничтожение», и ей это понравилось!
Крик переходит в долгий, дрожащий выдох, похожий на звук воздушного шара, из которого медленно выпускают воздух. Она обмякает, опускается животом на пол, а мои пальцы, выполнив свою героическую миссию, оказываются в ловушке — зажатые её расслабленными, но всё ещё крепкими ягодицами. Она дышит тяжело, шумно, как человек, который только что пробежал марафон… или пережил визит Леси Украинки с хлыстом.
Несколько минут мы лежим (я — на корточках, она — пластом) в этой поворотной тишине. Тишина, в которой теперь звенит её удовольствие. Я осторожно вытаскиваю свои пальцы, теперь уже мокрые не от слюны, а от… ну, от соков космоса, скажем так. Вытираю их о своё несчастное платье, которое за этот вечер увидело больше, чем я за всю жизнь.
Она глубоко, шумно вдыхает и выдыхает.
— Эххх, Маричка… — её голос слабый, усталый, но такой, сука, счастливый. Словно она только что съела три килограмма самого вкусного в мире мороженого.
«ЧТО, БЛЯТЬ, ЕЩЁ?!?!» — паникует мой мозг. «СЕЙЧАС ОНА ЗАХОЧЕТ, ЧТОБЫ Я СЪЕЛА ЕЁ НОГОТЬ, ПОТОМУ ЧТО ‘ТЫ ПИСАЛА, ЧТО ЭТО КРУТО’?!?!»
— Я вспомнила… — продолжает она тем же мечтательным, расслабленным голосом. — Ты же… обещала мне борщ сварить.
Пауза.
БОРЩ, БЛЯТЬ?!?!?!
После Леси Украинки… после страпона… после анального оргазма… она вспомнила про БОРЩ?!
Мои брови, которых она, к счастью, не видит, взлетают куда-то к линии роста волос.
— Настоящий, — продолжает она, и я слышу, как она улыбается. — Украинский. Наваристый. Чтобы ложка стояла. Со сметаной. И с салом… таким, с прожилками… и с чесноком. И чёрный хлеб. Чтобы мы сели… и вместе ели. Прямо из одной миски.
Она снова глубоко вздохнула, и этот вздох был полон такой тоски, такого светлого грусти по несбывшейся мечте… что я чуть не расплакалась. От смеха. Это была вершина абсурда. Высшая точка этого вечера. Выше БДСМ-пенсионеров и параллельных миров. Лучшая прелюдия к анальному фистингу — это, оказывается, обещание накормить борщом.
— Жалко… — с грустью добавила она. — Света нет. И мы здесь… в чёрной дыре… и никакого борща…
Я, великая верховная жрица, владычица порталов и теперь уже — владычица её анального оргазма, должна была ответить. И я ответила. Голосом, полным такой же безграничной мудрости, с которой я рассказывала о хозяйственном мыле.
— Киска, — торжественно начала я. — В нашей цивилизации… в нашем новом мире… мы будем варить борщ без огня. Мы будем варить его силой мысли. Мы возьмём идею свёклы… сублимируем сущность капусты… добавим квантовый экстракт картошки…
— И сало? — перебила она, в её голосе звенела надежда.
— И саму концепцию сала с абсолютной идеей чеснока! — не останавливаясь, продолжала я, чувствуя себя кулинарным божеством. — И мы будем его есть, Ариандра! Мы будем есть его вечно! Наши тела будут насыщаться не калориями, а чистой энергией борща! Это будет наш первый указ как верховных жриц! Обещаю тебе. Как только мы разберёмся с этой чёрной дырой. Или как только в ней появится первая идеальная кастрюля.
Она счастливо, по-детски хмыкнула.
— Обещаешь?
— Обещаю. И знаешь что? — добавила я. — Для тебя… я даже научусь вводить чеснок… ректально. Чтобы борщ был сразу… с пикантной ноткой.
Её счастливый, расслабленный смех эхом прокатился по нашей бесконечности. Мне показалось, или в этой чёрной дыре стало чуточку, совсем чуточку… светлее? Наверное, показалось. От голода. Потому что я теперь, курва, и сама захотела борща.
После наших грандиозных планов по ментальному борщу и ректальному чесноку в чёрной дыре снова воцарилась тишина. Но на этот раз она была другой. Тёплой. Расслабленной. Полной какого-то общего, безумного счастья. Ариандра перевернулась на спину и лежала где-то рядом. Я слышала её спокойное, ровное дыхание. Сама я всё ещё сидела, как японский монах, пытаясь привести в порядок свои мысли, которые после обещания сварить борщ окончательно превратились в салат «оливье».
И вдруг я чувствую движение. Она ползёт ко мне. Я слышу, как шуршит её платье, как слегка поскрипывает пол. Она движется медленно, осторожно, как кошка. Я не двигаюсь. Жду. А что мне ещё, блять, делать? Бежать в бесконечность?
Вот её тёплая, мягкая рука касается моего колена. Потом другая. Она обнимает меня за ноги и кладёт голову мне на бёдра, устраиваясь, как на подушке. Это так… нежно. Так доверчиво. Моё циничное сердце, закалённое тысячами поездок под дождём, вдруг делает «тёх» и тает, как кусок масла на горячей сковородке.
Мы лежим так какое-то время, и я глажу её по волосам. Они густые, мягкие, пахнут какими-то травами. Приятно. И спокойно. Может, не такой уж и плохой этот наш конец света. Или чёрная дыра. Или что это, в чёрта, такое.
