Сестра, курва, опять нажралась гороха! Я чувствую это каждой проклятой клеткой своего естества, каждым фибром своей несчастной, созависимой души! Меня крутит, но не в моем брюхе, ни-и-и-и, эта мука где-то далеко-далеко, она вибрирует сквозь невидимые нити, что нас связывают, и бьет мне прямо в солнечное сплетение тупым, гнилым резонансом! В ее кишках назревает буря, настоящая шторм, а волны этого метеоризма доходят аж сюда, в мою темную, как срака дракона, комнату, и заставляют меня корчиться под тонким одеялом! Темнота, бляха, хоть в глаз стреляй! Опять забыла купить газу, и теперь сижу в этой вони, пыли и собственных грандиозных страданиях, усиленных страданиями ее переполненного желудка!!
Но нет, ни-ни-ни, это слишком просто! Это не может быть просто горох, не может!!! Это метафора! Я знаю! Пленна никогда не делает ничего просто так! Этот горох, этот маленький зеленый предатель, он лишь символ! Символ ее внутреннего состояния! Ее душа сейчас — переполненный, раздутый пузырь, что готов лопнуть и забрызгать весь мир экзистенциальной тошнотой и запахом сероводорода! Она в ловушке! Ее что-то гнетет! Что-то, бляха, давит на нее, как тонна кирпичей, и это непереваренное бобовое пюре взывает ко мне о помощи!!! Это не просто газы, курва мать, это сигнал тревоги! Космический пердеж, что несет сквозь эфир весть о беде! Моя близняшка, моя нежная, легкомысленная, глупая Пленна, что жрет горох горстями, будто завтра настанет конец света, не думая о последствиях, ни для себя, ни для нашего общего ментального поля!! Ох, какая же она неосторожная!! И только я, ее чувствительная, понимающая, невероятно эмпатичная сестра, могу расшифровать этот отчаянный призыв, скрытый за вульгарным вздутием! Всё! Хватит лежать и сопереживать ее пищеварению! Вставать надо! Идти! Спасать! Но сначала, сука, найти долбаные спички
Спички, спички, где вас носит черт!!?? Мои пальцы, словно слепые черви, щупают шершавую полку, переворачивая какую-то липкую бутылочку, стопки пергамента, и, кажется, дохлую мышь… фу, блядь!! Наконец! Коробка! ЧИРК!… Тишина… ЧИРК!!… Опять нихуя… Третья, третья спичка всегда счастливая! ЧИИИИРК!!! Есть! Дрожащее пламя на миг выхватывает из темноты мой срач: разбросанные книги, перевернутый стул и слой пыли, который, кажется, помнит еще первых драконов…
Но нет времени на сантименты!! Пленна!!!
Я делаю резкий шаг к дверям и с всего размаху въебалась голенью в тот самый долбаный стул! А-А-А-А-АЙЙ, СУКА!!! БОЛЬ!!! Резкая, пронзительная, почти сладкая!! Да! Вот оно! Физическое подтверждение вселенского дисбаланса! Это не я ударилась об стул, это энергия боли моей сестры нашла выход через мою ногу! Всё сходится! Хромая и матерясь сквозь зубы, я нащупываю задвижку — мой спасительный маяк в этом море хаоса! Рывок! Двери открываются! И, конечно же, я с разгона врезаюсь лбом в косяк. БАМ!!! Темно в глазах! Звон в ушах! Это оно. Последнее испытание. Посвящение. Теперь я готова!
Я вываливаюсь во двор. Ночное воздух — холодное и свежее, оно немного протрезвляет мой пылающий разум. Где-то в конце двора раздается монотонный, тупой звук. ТУК!!!… Пауза. ТУК!!!… Пауза… ТУК!!!… Конечно. Кто еще может посреди ночи заниматься такой бессмысленной хуйней?
Корвалол.
Голый по пояс, несмотря на прохладу. Спина блестит от пота, мышцы ходят под кожей, как здоровенные угри. Он стоит возле колоды и с какой-то оскаженелой методичностью… рубит уже разрубленные поленья. Просто разносит их на щепки. Это его способ медитировать, курва. Высвобождать энергию. Живой генератор бессмысленной, разрушительной силы.
Я подбегаю к нему, хромая и задыхаясь. Волосы растрепанные, на лбу наливается шишка.
— Корвалол! — хриплю я.
Он медленно замахивается и с наслаждением вгоняет топор в маленькую щепку. ХРУМСЬ!
— Пленна!!! Беда!!! — верещу я, хватая воздух. — Я чувствую!!! Я… я знаю!
Он наконец останавливается. Медленно вытаскивает топор, опирается на него и поворачивает ко мне свою тупую, вспотевшую рожу. На его лице — ни одной эмоции, кроме легкой усталости от физического труда. Он смотрит на меня, на шишку, на мою позу страдалицы и тянет презрительно:
— И-и-и?.. Ты головой в что-то въебалась, или что?
Въебалась?! ДА!!! Я ВЪЕБАЛАСЬ!!! Я ВЪЕБАЛАСЬ В САМУЮ СУТЬ ЕЕ БОЛИ!!! Мой лоб — это лишь эхо, эхо ее страданий, болван ты бесчувственный!!! — реву я ему в рожу, и моя слюна, кажется, шипит на его разгоряченной коже. — Моя голова — это лишь эхо!! Это ее душа стучит в стены своей тюрьмы!! Ее распирает изнутри, Корвалол!!! Словно ее напихали мелкой, круглой отравой, что не дает ей дышать, что ферментирует ее светлые мысли и превращает их на… на смердящий туман отчаяния!!! Этот внутренний давление… эта мука… она зовет нас!!!
Корвалол тупо моргает. Топор в его руке немного вздрагивает, и я на миг думаю, что он сейчас мне им и въебет, чтобы проверить мою теорию об эхе. Но он лишь хмыкает, переводя взгляд с моей шишки на пустоту ночного двора.
— Хуйня какая-то…
— Совсем не хуйня. — голос раздается из темноты, из-за угла нашей халупы. Голос тихий, спокойный, как вода в глубокой колодце. И от того еще более жуткий.
Из тени выходит Мармелад. Всегда он, бляха, выходит из тени, словно у него там гнездо! Худой, бледный, в своей длинной мантии, он похож на голодного аиста, что пришел по чью-то душу. Он держит в руке блокнот и карандаш, конечно же, курва, он все записывает!
— Колебания в вашем совместном эмпатическом поле действительно наблюдаются последние… — он на миг прищуривается, словно считает что-то в голове, — сорок семь минут. Амплитуда аномальная. Я склонен согласиться с фундаментальным посылом Тары, хоть и считаю ее метафорическую базу чрезмерно экспрессивной и недостаточно структурированной.
Я поворачиваюсь к ним обоим, расставляю руки, словно хочу обнять весь этот жалкий мир. Моя нога пульсирует болью, на лбу разливается тепло, а в груди горит священный огонь миссии!!!
— Хватит!!! Хватит рубить щепки и чертить свои никому не нужные закорючки!!! Наша бездеятельность — это гвозди в гроб ее свободы!!! Каждая минута, которую мы тут тратим — это еще одна порция гнилых бобов в ее чистом естестве!!! — я почти плачу от величия момента. — Время!!! Время приключений, вы, несчастные выродки!!! Мы идем!!!
Корвалол втыкает топор в колоду, из которой аж брызги летят. На его тупой роже впервые за вечер появляется что-то похожее на оживление.
— То есть можно будет кому-то вломить? — спрашивает он с надеждой.
Мармелад с легким, едва слышным вздохом закрывает свой блокнот. Это вздох не усталости, а интеллектуального превосходства над этим животным миром.
— Я предполагал такой развитие событий, — монотонно говорит он, пряча блокнот в невидимый карман своей мантии. — Мои дорожные мешки собраны еще с прошлого вторника.
Он знал. Он всегда все знает! СУКА!!! А я?! Я — лишь детектор, оголенный нерв, что реагирует на раздражители!!! Ну ничего!! Я докажу!!! Я поведу их!!! Я покажу им путь!!! Даже если этот путь ведет в самую сраку ада, зато он будет МОИМ путем
Мы выходим из села. Точнее, мы пытаемся выйти. Наша священная процессия больше напоминает вторжение вражеской орды в составе одной гиперактивной особи и двух ее молчаливых конвоиров. Первое препятствие — наши же, бляха, двери! Для Корвалола дверной проем, с его задвижками, петлями и необходимостью сначала *потягнуть на себя*, а не *толкать от себя*, оказался слишком сложным конструкторским решением. После двух секунд бесплодных попыток он просто сделал шаг в сторону и вынес плечом кусок стены рядом с дверями, оставив в ней рваную дыру и облако пыли.
Я вижу это! Я все понимаю! Он не разрушитель! Он — первопроходец! Ему тесно в рамках, установленных обычными людьми! Его воля не может быть скована архитектурными условностями!
— Ты смотри! Проложил короткий путь! Гениально! — говорю я, а Мармелад, что молча вышел следом за мной сквозь нормальные двери, лишь делает какую-то пометку в своем долбаном блокноте. Вероятно, о несущей способности стен из самана и говна.
Дальше — хуже. Мы идем центральной улицей нашего засранного села. И я вижу. В вытаращенных на нас сонных глазах нескольких селян — немой вопрос. Они не видят нашей великой цели. Для них мы просто трое ебнутых, что шатаются посреди ночи. Но я знаю, они просто боятся нашей свободы! Нашего порыва! Особенно когда этот порыв с разгона врезается в забор старого Демьяна. ТРРРРЯСЬ!!! Щепки летят во все стороны, словно испуганные воробьи. Куры, что спали на насесте, с визгом разлетаются, а где-то в глубине двора просыпается и заливается яростным лаем пес.
— Он… он разрушает барьеры! Сносит препятствия на нашем пути! — восторженно шепчу я, наблюдая, как Корвалол выпутывается из досок.
Мармелад, легко переступив через обломки забора, как через лужу, выносит свой вердикт:
— Странно. Использовать сосну для вертикальных штакетин в таком влажном климате. Гниет за три года. Неэффективно.
СУКА!!! Да он же совсем не о том!!!
Наконец мы доходим до опушки. Здесь заканчивается наш жалкий, привычный мир, и начинается… что-то иное. Лес стоит черной, молчаливой стеной. Непроглядной пастью, что дышит на нас влажной прелостью и опасности. Ветер едва слышно шелестит в вершинах, и этот шепот — это язык древних сил. Я чувствую это!!! Каждый листок, каждая ветка — это знак!!!
Корвалол, похоже, не видит знаков. Он просто переминается с ноги на ногу, нетерпеливо помахивая топором, словно у него свербит в одном месте.
