В однокомнатной квартире, где трое человек жили, как сельдь в бочке, было невозможно сделать шаг без ощущения чужого тепла, чужого запаха, чужого присутствия. Пространство давило со всех сторон: шкаф упирался в стену, диван — в стол.
Но именно эта теснота, этот хаос, это ощущение, что тело нигде не может найти покоя, — возбуждало её. Алла медленно ходила по комнате, как кошка, которая знает, что за ней наблюдают. Её бёдра, широкие, мощные, мягко покачивались при каждом шаге, терлись друг о друга, оставляя после движения лёгкое жжение на внутренней стороне бедра. Она чувствовала каждое движение — как мышцы напрягаются, как кожа липнет к трусикам, как между ног уже давно стало влажно.
Она пришла на кухню, подошла к плите. На ней была только майка — белая, тонкая, давно потерявшая форму. От влаги она прилипла к телу, обтянула грудь. Сквозь ткань чётко проступали мясистые широкие соски, они болезненно тёрлись о хлопок при каждом дыхании. Она провела рукой по животу, медленно, сверху вниз, остановилась на пупке, задержалась, потом опустилась ниже — к резинке коротких шортиков, а затем и внутрь, под них, под трусики. На мгновение пальцы замерли у лобка, в мягкости волос, в тепле, которое исходило от её промежности. Тяжело выдохнула, закрыла глаза. В голове всплыло лицо Саши — её сына. Молодое, с острыми скулами, с тем взглядом, который стал слишком часто задерживаться на ней в последнее время. Не как на матери. Совсем нет.