Ленинград, 1983
В тот вечер город дышал особенно тяжело, будто сам воздух над Невой был пропитан усталостью — усталостью времени, которое тянулось, не обещая перемен, усталостью людей, давно научившихся не ждать ничего ни от государства, ни от любви. Был конец февраля, когда зима уже теряет силу, но весна ещё не решается заявить о себе, и Ленинград стоял в сером свете, напоминающем старую плёнку, потускневшую от влаги и времени. На улицах снег превратился в грязь, въевшуюся в подошвы, а в домах было холодно, даже если печи топили. Тепло здесь ценили не за комфорт, а как редкий признак жизни.
В Доме культуры имени Кирова, в зале с облупленными колоннами и хрустальной люстрой, чьи осколки заменяли когда-то потерянные гранёные шары, собрались те, кто ещё верил, что можно прикоснуться к другому человеку без последствий. Это был ежегодный вечер танцев для работников просвещения и партийных активистов, официально посвящённый воспитанию молодёжи через коллективные игры и культурное общение. Но все знали: настоящая цель вечера — возможность быть близко, позволить руке задержаться на талии дольше положенного, почувствовать дыхание сквозь тонкую ткань блузки, ощутить, как между двумя телами возникает тепло, которое невозможно объяснить логикой или идеологией.