Глава 4: Пустота и осколки
Воздух в родном доме стал густым и тяжёлым, как сироп. Каждый взгляд Сергея, быстрый и уклончивый, каждый его нейтральный вопрос о учёбе – всё это было молчаливой формальностью. Трещина, возникшая после того разговора с Машей, теперь зияла пропастью. Он просто отступил, и это отступление было больнее любой ссоры. Кристина поняла: её крепость не штурмовали, её просто покинули гарнизоны. Собрав вещи под надуманным предлогом (и все поняли, что он надуманный), она уехала в общежитие задолго до конца каникул. Пустота в её комнате дома была ничто по сравнению с пустотой, которая теперь зияла внутри.
Общежитие стало её лабораторией по саморазрушению. Она решила себя ни в чём не ограничивать, и уже в середине сентября встречалась с тремя парнями одновременно, словно пытаясь заполнить внутреннюю качественную брешь количеством. Но каждый из них оказался карикатурой, вытащенной прямиком из её кошмаров.
Первый, Артём, казался милым и застенчивым. Но после третьего секса в его комнате в общаге, он, краснея, начал говорить о «расширении границ» и «новом опыте».
– У меня есть знакомая девушка, – тараторил он, гладя её по плечу. – Очень раскрепощённая. Мы могли бы… втроём. Это так возбуждает, ты не представляешь.
Он лёг на неё сверху, положил руки на её груди и начал поглаживать соски ладонями. Дыхание стало прерывистым, член снова начал твердеть, упираясь ей в бедро.
– Представь: ты лежишь на спине, ноги раздвинуты, а она садится тебе на лицо – её киска прямо над твоим ртом, горячая, мокрая, набухшая. Ты вылизываешь её, язык глубоко внутрь, а она стонет и трется о твой нос, о губы, размазывает всё по твоему лицу. А я в это время вхожу в тебя снизу – медленно, до конца, и ты чувствуешь мой член внутри и её клитор на языке одновременно. Она будет кончать тебе в рот, а я буду трахать тебя сильнее, чтобы ты тоже кончила от этого вкуса.
Артём уже дрочил себе, глядя на неё горящими глазами.
– Потом она ляжет между твоих ног, раздвинет твои губы пальцами и будет лизать тебя – долго, жадно, сосать клитор, засовывать язык внутрь, пока ты не задрожишь. А я буду ебать её сзади – сильно, чтобы она каждый раз толкалась в тебя лицом. Ты будешь видеть, как мой член входит в неё, как её попка шлёпает о мои бёдра. Она будет сосать тебя, пока я не кончу в неё, и потом вытолкнет мою сперму тебе в рот языком. А потом мы поменяемся: ты наденешь страпон и будешь трахать её, а она станет лизать мне яйца и сосать головку, пока я не кончу ей на лицо, и ты всё это слижешь с неё…
Кристина смотрела на него, и в глазах у неё стоял не ужас, а ледяное отвращение. Она молча встала, оделась и вышла, оставив его с его больными фантазиями и торчащим колом членом.
Второй, Денис, был старше, с обложки. Он ей нравился. Его настойчивость поначалу казалась страстью. Но после первой же ночи он потребовал анального секса.
– Все так делают, – бросал он фразы, будто раздавая приказы. – Или ты не хочешь доставлять мне удовольствие? Не будешь – найду другую.
Она, цепляясь за призрак нормальных отношений, согласилась. Всё проходило в её комнате в общежитии в тот момент, когда они были одни. Он нетерпеливо раздел её, положил её на живот, раздвинул ягодицы, плюнул на анус и начал давить головкой. Без смазки, без подготовки, только слюна. Боль была мгновенной, разрывающей – как будто её рвали изнутри. Крис закричала, попыталась отползти, но он прижал её всем весом, вошёл на половину и начал двигаться – грубо, резко, не обращая внимания на её всхлипы. Каждый толчок отдавался жгучим огнём, мышцы сжимались в спазме, пытаясь вытолкнуть его, но это только усиливало трение. К счастью, он кончил очень быстро, с рычанием, прямо внутрь, и вышел, оставив её дрожать от боли и унижения. Это был не секс – это был ад.
Денис сполоснул член в мойке, вернулся и потёрся им о её плечо. Кристина криком оттолкнула его, сжалась в комок на кровати.
– Убирайся! – прохрипела она, и в её голосе был такой животный ужас, что парень, бормоча что-то о «зажатой истеричке», ретировался. Он потом звонил, предлагал «попробовать снова, но аккуратнее», но она выключала телефон. А жгучая боль в анусе напоминала о случившемся целую неделю.
Третий, студент из её группы, после пары свиданий заговорил о римминге. Кристина слушала его и видела не его, а Настю, которая когда-то заставляла её делать то же самое. Её вырвало прямо тут же на его кроссовки.
После этой чреды извращенцев, как она мысленно их окрестила, в Кристине что-то надломилось окончательно. Если все мужчины хотят только боли, унижения и извращений, значит, так тому и быть. Она перестала быть разборчивой. Она трахалась с однокурсниками после пар, с малознакомыми парнями из баров, и с кем угодно, кто проявлял к ней интерес. Тело её двигалось, издавало звуки, иногда даже испытывало физическое удовольствие, но внутри была лишь мёртвая, оглушающая тишина. Она пустела. Ей стало ничего не интересно: ни учёба, ни книги, ни фильмы. Мир стал чёрно-белым и плоским. Она махнула рукой даже на воспоминания о Денисе, и через какое-то время её задница была разработана. Туда и в вагину мог пробраться любой, кто проявлял хоть какие-то усилия для этого. Да и в местах для секса Крис была не особо разборчива.
Один раз это случилось в душе общаги, когда она вышла из комнаты Валерия, своего очередного мимолётного трахаля, которого интересовал только слив баллонов. Когда Кристина шла по коридору, она столкнулась с Валеркиным соседом по этажу, которого звали Влад. Он сказал её несколько дежурных комплиментов, и вот она уже в общажном душе, полностью раздетая, и Влад входит в неё сзади, под струями горячей воды. Он держал Крис за волосы, трахал жёстко, шлёпал по мокрой попке, пока кожа не покраснела. Она упиралась руками в кафель, вода стекала по лицу, смешиваясь со слезами, а он кончил ей на спину, размазал сперму ладонью и ушёл, даже не поцеловав.
Другой – в парке ночью, с случайным парнем из бара. Он положил её на скамейку, задрал юбку, вошёл без презерватива, трахал быстро, одной рукой зажимая рот, чтобы не кричала. Она смотрела в звёздное небо и думала: «Вот и всё, я – просто дырка». Он кончил внутрь, встал, застегнулся и ушёл, не сказав ни слова, а она пошла в аптеку за таблетками. Она уже знала, что нужно принять, чтобы не забеременеть.
Спустя неделю она обнаруживала себя в туалете клуба, сидя лицом к ширинке брюк какого-то мажора, имени которого она даже не знала. Он был пьян, вонял перегаром, член отдавал потом и мочой, но она не сопротивлялась. Он шлёпал её по лицу, называл шлюхой, кончил на волосы и ушёл, оставив её с размазанной тушью и спермой, капающей на платье.
Каждый раз одно и то же: тело реагировало – соски твердели, влага появлялась, иногда даже оргазм накатывал волной, предательский и пустой. Но внутри – ничего. Только эхо старой боли.
Именно в этом состоянии она получила приглашение на свадьбу Сергея и Маши. Она поехала, движимая каким-то остаточным автоматизмом и чувством долга. Но всем, кто видел её застывшую улыбку и пустой взгляд, было понятно – это лишь визит вежливости.
Свадьба была шумной и весёлой. Кристина сидела в углу, призраком на празднике жизни. И сквозь этот шум она чувствовала на себе ненавистный, ползучий взгляд. Настя! Она была здесь с Кириллом, и её голубые глаза, словно ледяные шипы, впивались в Кристину. Взгляд её был красноречивее любых слов: «Я ещё не закончила с тобой».
В какой-то момент Кристина направилась в туалет ресторана. Она уже заходила в кабинку, как почувствовала чужое присутствие. В последнюю секунду, повернув голову, она увидела, что в проём двери пытается влезть Настя, её лицо искажено злобной усмешкой. Сработал инстинкт. Со всей силы, вложив в это движение всю накопленную ненависть и страх, Кристина хлопнула дверью.
Раздался оглушительный, сочный хруст, похожий на звук ломающихся сухих веток. Страшный вопль Насти огласил всё помещение. Она зарыдала, сжимая свою правую руку, пальцы на которой уже начинали неестественно распухать и синеть.
– Ты сука! Конченая шлюха! Я убью тебя! – выла она, мечась по туалету. – После нашей следующей встречи тебя будут откачивать врачи, слышишь, тварь?! А-а-а-а, больно-то ка-а-ак, мамочки-и-и…
На шум сбежались гости. Настя, рыдая, тут же сменила пластинку.
– Это… это стульчак! – всхлипывала она, обращаясь к толпе. – Я протирала унитаз салфеткой, он был весь обоссан, и стул с грохотом упал мне на руку!
Кирилл, бледный, обнимал её. Кто-то из гостей, мужчина с волевым лицом, скептически осмотрел её распухшие, явно сломанные пальцы.
– Стульчак? – недоверчиво произнёс он. – Да он пластиковый, лёгкий. Таких травм он нанести не мог.
Но его никто не услышал, и Кирилл повёл зарёванную Настю на выход, чтобы отвезти в травмпункт. Кристина стояла, прислонившись к косяку, и смотрела им вслед. Сквозь дрожь в коленях и учащённое сердцебиение она чувствовала дикое, злорадное облегчение. «Малое, – думала она, глядя на исчезающую спину Насти. – Это лишь малое наказание за всё, что ты сделала».
На радостях она выпила не останавливаясь три фужера шампанского и, поскольку оно закончилась, немедленно переключилась на водку. Алкоголь подействовал быстро, и в шуме танцевальной музыки Крис провалилась в тяжёлый, прерывистый сон.
Ей снилось, что она здесь же, на этой же свадьбе. Музыка гремит, все танцуют, шампанское льётся рекой. Но Настя здесь же, с заплаканным лицом, пытается танцевать. Она придерживала покалеченную кисть, и вдруг Крис поняла: она может сделать с ненавистной родственницей что угодно. Подойдя к ней, она одним рывком сдёрнула с неё вечернее платье, закрутила волосы в кулак, укусила в грудь и толкнула за пол. Кто-то зааплодировал, музыка заиграла громче. Настя пыталась закрыть тело руками, но её сломанные пальцы – синие, распухшие, бесполезные – только беспомощно шевелятся в воздухе.
