Очередной учебный год ещё не кончился, но Кристина уже знала, что лето придёт, как приговор. Она металась по городу в поисках любой щели, чтобы не возвращаться: съёмная комната, ночная смена, что угодно. Комендантша только развела руками: «Лето, деточка. Все разъезжаются. И ты тоже». Это была депортация обратно на место преступления.
Накануне выселения она пошла на прощальную вечеринку в 207-ю комнату. Музыка долбила в грудь, полумрак, смех девчонок и приглашённых парней, знакомых и случайных, запах пива и водки. Через час она уже стояла на коленях в общем туалете. Один парень держал её за волосы и трахал в рот глубоко, до самого горла, закручивая соски и называя её шлюхой. Второй сзади задрал юбку, стянул трусы и вошёл в пизду без презерватива. Он долбил так, что у неё чуть глаза не вылетали из орбит.
Потом они поменялись. Вошёл третий – просто увидел открытую дверь и троицу в сортире. Спустил трусы, сел на подоконник и стал дрочить. Дождался, когда первый отстреляется, подошёл к Кристине, кончил ей на лицо, размазал сперму по щекам ладонью, сунул большой палец, измазанный в конче, в рот, повозил им и ушёл. Она не сопротивлялась. Не вытиралась, не отплёвывалась. Пусть будет грязно. Пусть будет больно. Лишь бы не чувствовать, как завтра её снова запихивают в родной дом, бывший некогда её раем.
Дорога домой – пара часов стука колёс: «Настя. Настя. Настя». В кармане баллончик, ни разу не пущенный в ход. «Настя. Настя. Настя. Пусть только сунется!». Кристина не говорила себе, что боится, но подсознание сообщало: если Настя нападёт внезапно, то её угроза про врачей сбудется. В худшем случае. В лучшем её просто заставят вновь вылизать задницу.
Дом встретил запахом старых досок, пыли и яблочного пирога. Скрип калитки, старый дуб, мамина улыбка – всё прежнее. И всё невыносимое. Каждый угол, каждая фотография на стене кричала: «Ты была здесь чистой. Ты была такой хорошенькой! Ты здесь была самым любимым человечком. Куда ты делась?» Девочка с косичками смотрела с семейного фото с немым укором. Кристина запиралась в ванной, давила рыдания в полотенце и смотрела в зеркало на чужое, бледное лицо с вечными тенями под глазами. Призрак в собственном доме.
Всё-таки опустошённое сердце чуть оттаяло – мама и папа безумно соскучились по любимой дочери, и были готовы на руках носить (а за её спиной тревожно переглядывались, покачивая головами: Кристинина выглядела весьма неважно). Но самое главное – Олег! Её родной, милый Олег, последний брат, кто не отвернулся от несчастной Крис. Вечерние прогулки к реке были её кислородом. Он смотрел на неё прежними глазами, и в них ещё теплилась старая братская любовь. Последний остров.
Но всё чаще он стал исчезать. «Дела», «встречи». И в его голосе появились новые, незнакомые ей нотки – лёгкость, предвкушение. И однажды, с сияющим, почти мальчишеским лицом, он выпалил: «Крис, ты только не ревнуй. У меня есть девушка. Её звать Лена. Хочу вас познакомить».
Мир рухнул.
Когда Лена переступила порог, Кристину ударило током узнавания. Лена! Еб твою мать! Та самая Лена! Легенда всего города и великая легенда её же, Крискиной общаги! Когда-то жила в той самой 207 комнате, где студенты затусили напоследок перед разъездом. Лена, ёбаная Лена! Разведёнка! Говорят, ещё и забухивала, и судя по еле заметным прожилкам на пухленьких щёчках, это правда. Светлые волосы в небрежном хвосте, тонкая металлическая оправа очков, маленькая чёрно-белая роза ветров на левом оголённом плечике. Грудь обычная, фигура стройная, но мягкая. Голос высокий, писклявый, когда волнуется – ещё выше. Весёлая. Слишком весёлая. Прямо ходячая хихикалка. Но глаза! Какие они быстрые, цепкие, внимательные! Они скользнули по Кристине и моментально прочитали всё за секунду, поняли все секреты, все тайны.
Лена знала, что её биографию в этом доме знают. Ей было всё равно.
Олег смотрел на неё, как на чудо. Ему тоже было плевать, что судачат о его подружке.
Чем же эта шлюха привлекла его? Да какая разница! Кристина объявила войну. Она не могла допустить, чтобы кто-то отобрал у неё последнее. Тем более разведёнка с репутацией прошмандовки.
Первая подлянка случилась уже на ужин в день приезда. Кристина наливала чай и «случайно» пересолила чашку Лены – щедро, три ложки соли вместо сахара. Лена сделала глоток, поморщилась, но не сплюнула. Поставила чашку, посмотрела прямо на Кристину – долго, внимательно, без злобы, но и без жалости.
– Солёное, – сказала она спокойно. – Ты меня проверяешь?
Кристина замерла. Лена улыбнулась уголком рта – не тепло, а так, будто всё поняла за секунду.
– Ничего. Я привыкла. И допила чай до дна. Медленно. Глядя Кристине в глаза.
На следующий день – вино. Лена надела белые льняные штаны. Кристина «споткнулась» с бокалом красного – прямо на колени. Пятно растеклось.
– Ой, прости! – Кристина сделала вид, что в ужасе. Лена посмотрела вниз, потом на неё – тот же внимательный, пронизывающий взгляд.
– Белое на белом, – сказала она. – Хм, прямо как у Малевича. Ты знаешь, что у него есть не только чёрный и красный, но и белый квадрат на белом фоне. Ничего, пятна, выводятся. А ты аккуратнее ходи, Крис, а то ещё упадёшь…
И пошла переодеваться, не повышая голоса, но покачивая бёдрами так, что Олег сорвался за ней, и вернулись они минут через пятнадцать – у Олега был влажный лоб, а Лена была несколько раскрасневшейся.
Косметичку в морозилку. Туфли под дождь. Шампунь подменён на краску для волос. Лена вышла с зелёными прядями и только хмыкнула:
– А ты креативная.
Кристина бесилась. Лена не злилась. Никогда. Она просто наблюдала. Внимательно. Как будто ждала, когда Кристина сама себя выдаст.
К концу недели Кристина сидела на веранде одна, сжимая в руках газовый баллончик, и думала: «Ещё одна попытка. Последняя». Она никак не могла придумать финальную гадость, но внутри уже знала: ничего не выйдет. Лена была не из тех, кого можно выжить. Она была из тех, кто видит тебя насквозь – и решает, стоит ли тебе жить дальше. И это пугало больше всего.
Ночью она проснулась от ритмичных стонов. Дом спал, часы тикали за полночь. Звук шёл из комнаты Олега.
Дверь была приоткрыта на ладонь. Из щели падала красная полоса света – ночник. Кристина прижалась к косяку и заглянула.
И замерла.
Лена лежала на спине, ноги высоко на плечах Олега, руки скованы наручниками за головой к спинке кровати. Её тело было мокрым от пота, кожа блестела в красном свете. Олег стоял на коленях между её ног, член входил в неё глубоко, до упора, каждый толчок сопровождался влажным шлепком и её стоном – высоким, писклявым, почти детским, но полным удовольствия.
Кристина почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Это был её брат. Голый. Вот его член: большой, красный, блестящий от её соков, входил и выходил, входил и выходил. Она не должна была смотреть. Не на это. Не на него. Не на член брата! Достаточно того, что она видела Серёжин хуй!
Но глаза прилипли. Она не могла отвести взгляд. Внутри всё смешалось: стыд, жгучий, как кислота, и странное, тёплое любопытство. Она снова думала, как когда-то подглядывала за Сергеем и Машей: тот же стыд, то же возбуждение. Только тогда Сергей был сверху, сильный, настоящий мужчина. А теперь Олег… её Олег…
Лена выгнулась, наручники звенели о спинку, она сама подмахивала, встречаясь с ним на полпути.
– Да… вот так… глубже, Олежек… – шептала она, голос срывался на фальцет.
Олег рычал, одной рукой держал её за бедро, второй сжимал горло – не сильно, но достаточно, чтобы она хрипела. Он трахал её жёстко, быстро, бёдра шлёпали о её попку, пот капал с его груди на её живот. Лена кончила первой: тело сжалось, она закричала высоким, писклявым криком. Кристина почувствовала, как между ног стало мокро. Предательская влага. Она сжала бёдра, но это только усилило ощущение. Стыд обжигал щёки: «Это мой брат… я не должна… это неправильно…». Но глаза не отрывались. Ей было интересно. Жутко интересно. Как будто она видела секс впервые в жизни: не насилие, не боль, а настоящее, животное удовольствие.
Олег вытащил, перевернул Лену на живот – лицо в подушку, попка вверх. Лена сама раздвинула колени, прогнулась, показывая всё. Олег плюнул на анус, размазал слюну пальцем, ввёл один, потом два – она только хрипела от удовольствия, толкалась назад.
– Войди… в жопу… – прошептала она, голос дрожал. – Не жалей, блядь! Ты же знаешь, что я люблю, когда сначала больно…
Олег приставил головку и вошёл – медленно, но без остановки. Лена завыла высоким, писклявым криком, тело её сжалось, но она сама подалась назад, насаживаясь глубже. Он замер на секунду, дал привыкнуть, потом начал двигаться – сначала медленно, растягивая, потом быстрее, глубже. Одна рука легла ей на спину, прижимая, вторая шлёпнула по ягодице – звонко, наверняка оставляя красный след. Потом он просунул руку под живот и стал тереть её клитор. Лена уткнулась лицом в подушку и заскулила. Кристина задохнулась. Её брат имел эту женщину в задницу. И эта шлюха кончала – громко, без стыда, писклявым голосом, как будто это было самое лучшее на свете.
Рука Кристины сама скользнула в трусики. Пальцы нашли клитор, начали водить по нему то в одну, то в другую сторону. Она закусила губу до крови, чтобы не выдать себя стоном. Стыд жёг: «Это Олег… мой Олег… я не должна…» Но тело не слушалось. Влагалище пульсировало, трусики промокли насквозь. Она их просто сбросила и, высвободившись, немедленно кончила первый раз – быстро, судорожно, прижавшись лбом к холодному косяку.
